|
|
|
|
Ульрих Бек Творческое саморазрушение мирового порядка В настоящее время происходит — таков тезис данной статьи — творческое саморазрушение мирового порядка, в котором пока еще доминируют «легитимные» национальные государства [1] . Мировая политика стала мировой внутренней политикой, лишающей национальную политику границ и основ. Игроки на поле мировой экономики не являются принципиально сильнее государств, но они раньше, чем государства, порвали с ограниченностью национальной ортодоксальности — вот что здесь нового. На наших глазах происходит одна из важнейших перемен в истории властных отношений. Тот, кто попытается ответить на вопрос, откуда глобальные стратегии капитала черпают свою мета-власть, столкнется со странным обстоятельством. Его основная идея нашла свое выражение в заголовке одной из восточноевропейских газет во время визита Федерального канцлера Германии в 1999 году: «Мы прощаем рыцарей-крестоносцев и ждем инвесторов». Средством принуждения теперь является не угроза вторжения, а угроза невторжения инвесторов или же угроза их ухода. Хуже нашествия мультинациональных компаний может быть лишь одно: отсутствие такого нашествия. Эта форма господства основана не на исполнении приказов, а на возможности с большей выгодой вкладывать средства в другом месте, в других странах, вследствие чего возникает угроза не делать нечто, то есть не делать инвестиций в данную страну. Новая власть концернов в этом смысле не опирается на насилие как Ultima Ratio для навязывания своей воли другим, и поэтому она намного более подвижна, поскольку не зависит от места и, следовательно, применима в глобальном масштабе. Потенциал давления, которым обладает данная форма господства, совершенствует логику экономических действий и экономической власти: всегда и везде чего-то не делать, не инвестировать, не будучи при этом обязанным публично обосновывать свое поведение — вот основной рычаг власти субъектов мировой экономики. В отличие от этого главной опорой контр-власти глобального гражданского общества является фигура политического потребителя. Его контр-сила обусловлена тем, что он всегда и везде может отказаться от покупки. «Оружие отказа от покупки» невозможно ограничить ни по месту, ни по времени, ни по ассортименту. Оно обусловлено некоторыми моментами — например, наличием денег вообще, а также избыточным предложением товаров и услуг, среди которых потребитель может делать выбор. Именно с этими условиями, т.е. покупательской способностью и потребительскими возможностями, связаны субъективные издержки: чем ниже показатели по двум этим пунктам, тем меньший ущерб может быть нанесен определенному концерну посредством организованного отказа от приобретения определенного продукта, который он производит. Фатальным для интересов капитала является то обстоятельство, что стратегии, направленной против растущей контр-власти потребителей, не существует: даже, казалось бы, всемогущие мировые концерны не могут уволить своих потребителей. Потребители — в отличие от рабочих — не являются членами этих корпораций, да и не хотят ими стать. Угроза перевести производство в другие страны, где потребители пока еще послушны и проглотят все, что им предложат, также является совершенно негодным инструментом. Во-первых, потребитель глобализирован и как таковой весьма желателен для концернов. Во-вторых, на протесты потребителей в одной стране они не могут ответить уходом в другие страны, не нанося себе тем самым серьезного ущерба. Им также не удастся сыграть на национальной солидарности потребителей в противовес потребителям другой страны: потребительские протесты как таковые имеют транснациональный характер. Общество потребления — это реально существующее мировое общество. Потребление не знает границ — ни в области производства товаров, ни в области их использования. Сущность потребителей совершенно иная, нежели сущность работников. Именно это делает их контр-власть, которая только еще начинает складываться, столь опасной для власти капитала. В то время как контр-власть рабочих — согласно диалектике взаимоотношений «хозяин-слуга» — привязана к непосредственным кооперативно-договорным отношениям в пространстве и во времени, потребитель свободен от этих территориальных, локальных и договорных привязок. При хорошей коммуникации и целенаправленной мобилизации свободный и ничем не связанный потребитель, организованный на транснациональном уровне, может стать мощным оружием. Власть глобального гражданского общества Мета-власть глобального гражданского общества основана также на признании веса и значения прав человека в противовес мнимой самоочевидности национального государства, в соответствии с которой государства могут делать на подвластной им территории все, что им заблагорассудится. Политика в области прав человека также открывает арсенал стратегий для подспудной революционизации международной системы. Если на уровне мировой экономики отказ от возможных инвестиций в значительной мере обнаруживает относительность суверенитета государств, признанных в рамках международного права, или существенно затрудняет его реализацию, то в данном случае нормативное, правовое и политическое продвижение к реализации статуса «гражданина мира» отодвигает на второй план независимость национального государства. Требование о соблюдении прав человека позволяет не только неправительственным организациям (NGO), но и группе государств, активно защищающих права человека, поверх границ оказывать влияние на соотношение между авторитетом и легитимацией власти внутри других государств. Иными словами: сфера влияния сотрудничающих друг с другом космополитических государств стремительно растет. Режим соблюдения прав человека превращает раздробленный на национальные государства мир в лишенное границ властное пространство «всемирной внутренней политики» (Карл-Фридрих фон Вайцзеккер), в котором «чужие» государства, а также неправительственные организации могут вмешиваться во «внутреннюю политику» других стран и изменять их властные структуры и основы легитимации власти. Это удается, в частности, тогда, когда режим соблюдения прав человека и соответствующие региональные конвенции способствуют активизации внутренних групп сопротивления, ориентированных на космополитические ценности, или же когда политику в сфере прав человека увязывают с экономическими или военными санкциями. Права человека как властный ресурс В этом смысле язык прав человека позволяет вести в высшей мере легитимную и авторитетную дискуссию о сущности власти, которая, с одной стороны, дает возможность угнетенным и ущемленным группам заявить о своих правах и (возможно) добиться их реализации внутри страны при внешней поддержке со стороны мировой общественности; с другой стороны, во всем мире правительствам и неправительственные организации предоставляется стабильное и принципиальное право на участие в обсуждении и решении этих проблем. В этой связи центральное место занимает различие между истинным и ложным космополитизмом. То, что возможна ложная космополитизация, то есть использование инструментов глобальной реализации прав человека для обеспечения национальной миссии — со стороны единственной оставшейся мировой державы, то есть Соединенных Штатов Америки — не вызывает сомнений. Напротив, большинство правительств Европейского Союза занимаются скорее истинной космополитизацией, то есть политикой реализации прав человека в смысле обязательной постановки международных отношений на правовую основу, которая постепенно изменяет параметры национальной властной политики в направлении космополитического режима «внутренней политики граждан мира». Сегодня ориентированные на космополитизм государства Запада располагают всеми козырями и возможностями, чтобы в полной мере использовать новый властный ресурс под названием «права человека»: темы глобального гражданского общества предоставляют сообществу западных государств, действующему по всему миру, идеологическое оружие для всемирно-экономических и военных «крестовых походов». Это новое сочетание гуманитарной самоотверженности и имперской логики силы находит свое выражение, в частности, в «гуманитарных интервенциях», которые проложили дорогу чрезвычайно двусмысленному «военному гуманизму» (включая соответствующее оснащение и переориентацию национально-транснациональных вооруженных сил, призванных выполнять эту задачу). Противники сторонников глобализации На чем основано предположение, что именно эта «мягкая» и расплывчатая идея космополитизма может прийти на смену великим идеям ХХ века? Сопротивление неолиберальной программе глобализации форсирует космополитическую программу глобализации. Все кризисы и обвалы, вызываемые глобализацией, имеют один и тот же эффект: они усиливают стремление к космополитическому режиму, открывают (желая того или не желая) пространство для глобального властного и правового порядка. Конфликты и глобализация глобализируют горизонт космополитических идей и ожиданий. Поскольку противники глобализации организуют свои протесты во время проведения саммитов в транснациональном масштабе, полиция вынуждена, в свою очередь, транснационализировать свои контрмеры. Национальные полицейские органы вынуждены прыгать выше своей национальной головы, способствуя тем самым своей денационализации и транснационализации. Итак: наднациональные протесты требуют наднациональной полиции, соответствующей наднациональной информационной системы, наднационального правового порядка и т.д. Это своеобразная необходимость осуществлять и оправдывать сопротивление глобализации, стремясь лишь к другой — хорошей, истинной — глобализации, проявляется в многообразных формах. Те, кто протестует против глобализации на улицах, это вовсе не «противники глобализации» — что за словесный обман! Это противники сторонников глобализации, которые хотят добиться применения в глобальном властном пространстве других глобальных норм против других противников сторонников глобализации. И те, и другие противники сторонников наперегонки ставят глобальные цели и, таким образом, подстегивают кнутом сопротивления и протеста процесс глобализации, который развивается все быстрее. Все «противники глобализации» пользуются вместе со своими «противниками» теми же глобальными средствами коммуникации (расширяя тем самым возможности их применения для целей транснациональных движений протеста и их организации). Глобализированную экономику можно направить в упорядоченное русло только глобальными средствами: шансы на успех вообще имеет только тот, кто борется за это глобально. Но закономерность, которая здесь вырисовывается, — это очень странная закономерность, требующая более точного анализа: сила и контр-сила — это моменты (можно сказать, почти «сообщники») в деле воплощения космополитического режима. Это, однако, не означает, что космополитизм везде встречает одобрение или не встречает противодействия. Дело в том, что абсолютистская власть определений космополитического режима находит свое выражение не в последнюю очередь в том, что он отменяет, размывает, смешивает и заново комбинирует главные различия. Все люди — это «противники сторонников» и в то же время все они одновременно и противники, и сторонники. Эту двойственность лучше всего олицетворяет собой фигура профессионального биржевого спекулянта Джорджа Сороса, в лице которого соединились как дикий капитализм, так и радикальное движение против него. Он одновременно и самый успешный биржевой спекулянт, и самый радикальный критик спекуляций. Вопрос о том, когда правители освободятся от национальных и неолиберальных оков, которые они сами на себя наложили, и рука об руку с неправительственным организациям будут претворять в жизнь свои насущные интересы, может быть только вопросом времени. Кто посмотрит на события мировой политики, последовавшие за террористическими актами 11 сентября 2001 года, должен понять: идею космополитизма нельзя отдавать на откуп государству, поскольку оно будет использовать полученные космополитические возможности для усиления своей гегемонии и транснационального укрепления государств-надсмотрщиков. Аргумент опасности широко распахивает двери перед фундаментализмом предотвращения угроз в мировой политике. Космополитический деспотизм означает следующее: инструментализация космополитических угроз в мировой политике грозит отбросом назад, в эпоху до модерна, так как ребенка в данном случае выплескивают вместе с водой: вместе с основополагающим институтом первого этапа модерна — национально-государственной демократией — отменяется базовый принцип модерна вообще — центральная роль демократии. Make law, not war! Возможности для глобальных действий Глобальные угрозы ставят под вопрос выживание человечества, открывая тем самым возможности для глобальных действий. Прогноз очевиден: век угроз, которым человечество само подвергает себя, станет веком «единого мира», единого как никогда прежде. Знание того, что все трагедии нашего времени глобальны по своему происхождению и масштабу, создает космополитический горизонт опыта и ожиданий. Растет понимание: мы живем в контексте глобальной ответственности, от которой никто не сможет уклониться. В этом смысле 11 сентября 2001 года публично показало (впервые за последние пятьдесят лет), что мир и безопасность Запада уже не могут быть обеспечены, если в других частях света существуют очаги конфликтов. Поэтому соразмерным ответом на угрозу терроризма является космополитизм — то есть позиция, согласно которой каждый из нас, кем бы он ни был и где бы ни находился, имеет право жить, любить, мечтать и стремиться к миру, в котором каждый обладает этими правами. Парадокс состоит, однако, в том, что эту прекрасную идею вполне можно также использовать для достижения совершенно противоположного результата. Примечание 1. Этот тезис подробно рассматривается в книге: Ulrich Beck, Macht und Gegemacht im globalen Zeitalter. Neue weltpolitische Okonomie, Frankfurt/Main 2002 [Ульрих Бек, Власть и контр-власть в эпоху глобализма. Новая всемирно-политическая экономия. Франкфурт-на-Майне, 2002]. Данная статья впервые была опубликована в журнале «Internationale Politik» |
| © 2004 "Россия в глобальной политике". |