 |
|
|
МИХАИЛ ДЕЛЯГИН
доктор
экономических наук,
директор Института проблем
глобализации
(Россия)
• Информационное общество располагает технологиями,
позволяющими навязывать населению необходимую модель сознания
и поведения
• Глобальным является кризис, ведущий к
кардинальному и устойчивому ухудшению дел в мировой
экономике
• Массовый выброс “закрывающих” технологий может
вызвать резкое сжатие всей существующей индустрии, привести к
катастрофическим последствиям для большинства стран
Информационная революция не сводится к изобретениям вроде персонального компьютера и Интернета. Эти чисто технические новшества сами по себе не означают радикального изменения характера общественных отношений. Главное, что позволяет всерьез называть распространение современных информационных технологий революцией, заключается в том, что они впервые сделали наиболее выгодным видом деятельности преобразование не мертвой материи, а человеческого сознания – как индивидуального, так и общественного. Однако это создает для человечества множество качественно новых проблем, которые еще не осознаны.
Один из наиболее острых вопросов в данном плане – о границах самопрограммирования, т.е. пределах, в которых технологически возможна и допустима (с точки зрения адекватности реакций и в конечном счете выживания вида) перестройка человеческого сознания.
Многообразное и во многом хаотичное воздействие на него в современных информационно развитых обществах не просто создает сильную психоэмоциональную нагрузку. Для большинства людей в обществе, сознание которых подвергается корректировке (а точнее, самокорректировке), окружающая реальность все в большей степени приобретает виртуальный, искусственный характер. Прежде всего теряется точка опоры, т.е. комплексное и непротиворечивое видение и понимание мира. Уяснить причины и характер этого индивидуальное сознание в большинстве случаев не способно в принципе. Коллективно придуманный и навязанный при помощи современных технологий мир слишком сложен для отдельных людей, которые все чаще оказываются беспомощными при принятии даже самых простых житейских решений.
Для общества в целом такое снижение самостоятельности и адекватности членов делает необходимым усиление информационного давления на них для формирования единого и целесообразного взгляда на мир. В результате современное демократическое информационное общество по сути взаимодействия со своими гражданами все больше начинает напоминать худшие тоталитарные образцы. В обоих случаях речь идет о навязывании гражданам единой для всех модели восприятия мира, созданной без учета индивидуальных интересов.
Разница лишь в деталях. Тоталитарное общество делает это на доинформационном, индустриальном этапе развития технологий и потому вынуждено прибегать к грубому административному насилию над свободной волей граждан, а нередко и к террору. Информационное же общество располагает для решения данной задачи соответствующими технологиями, что позволяет насаждать господствующую модель сознания и поведения мягкими методами. Более того, такое насаждение по сути своей является уже не насилием, а скорее формой социально-психологической помощи массам людей, заблудившихся и потерявших себя в информационных потоках.
Однако указанная помощь достаточна лишь в масштабах общества. На уровне отдельных личностей “информационная терапия”, как правило, имеет ограниченный эффект из-за всеобщности, универсальности своего характера, не позволяющего в полной мере учесть особенности индивида. В силу этого люди постоянно чувствуют, что мир устроен не только не так, как должен, но и не так, как им кажется. Результат – внутренний дискомфорт, проявляющийся в первую очередь в росте разнообразных фобий (беспричинных и не находящих логического обоснования страхов). В образованных и экономически ориентированных слоях общества одним из наиболее ярких их примеров служит, как представляется, растущий и усердно популяризуемый страх перед мировым финансовым кризисом.
Прежде всего определимся с понятиями. Под мировым (или глобальным) кризисом понимается не временное ухудшение, после которого человечество развивается дальше как ни в чем не бывало, за несколько лет компенсируя его негативные последствия. Такое разовое ухудшение финансовых или макроэкономических показателей, свидетельствующее о реально возникающих трудностях, но носящее непродолжительный характер и завершающееся возвращением мирового развития в целом в прежнее русло, создает для человечества неудобства, но не опасность.
Глобальным является лишь кризис, ведущий к кардинальному и устойчивому ухудшению дел в мировой экономике. Он создает новую модель экономического развития человечества и направляет его на новый и качественно более трудный путь. В этом отношении кризис 1997- 1999 гг. (называемый обычно по его начальной фазе “азиатским”), являясь мировым по своему охвату, ни в коем случае не может быть признан таковым по своим последствиям.
Чаще всего в качестве наиболее серьезных опасностей для развития человечества называют:
• растущую нестабильность – как финансовую, так и политическую;
• приобретение массовой нищетой застойного характера не только в отдельных странах, но и целых регионах земного шара (и связанные с этим разрушения социальной ткани и маргинализация отдельных сообществ, экстремизм и необратимая деградация окружающей среды);
• возникновение непреодолимого и обусловленного прежде всего технологически разрыва между развитыми странами и остальным миром, ведущего к образованию “двух человечеств”.
В настоящее время США являются стержнем экономики (на их долю приходится более 30% мирового ВВП) и финансовой системы человечества (доллар – всеобщая резервная валюта). Американским гражданам и корпорациям принадлежат 55% всех выпущенных в мире акций. Поэтому кризис, в том числе финансовый, может стать мировым только после того, как поразит США, и приведет к их необратимой деградации. Даже самые ярые сторонники “теории катастроф” не отрицают, что вопрос устойчивости мировой экономики практически полностью сводится к ситуации в данной стране.
В связи с этим следует выделить следующие ключевые глобальные экономические опасности:
• мировая экономика и политика определяются сегодня действиями, предпринимаемыми руководством США и базирующимися на их территории крупнейшими транснациональными корпорациями. При этом решения, оказывающие существенное влияние на развитие всего человечества, принимаются исходя лишь из американских (а не мировых) реалий и презумпции “внутренней”, американской (а не глобальной) ответственности. Такой “имперский провинциализм” создает стратегический риск – сначала для человеческой цивилизации, а затем и для самих США, как ее части;
• сейчас монополии приняли мировой и при этом практически ненаблюдаемый характер, и в принципе нет конкуренции, с помощью которой можно было бы “по старым рецептам” открыть мировую экономику (разве что с инопланетянами). Для загнивания таких глобальных монополий более нет практически никаких преград, особенно если они опираются на метатехнологии, исключающие саму возможность конкуренции с их разработчиками. Это и есть глобальный кризис;
• миграция специалистов в отрасли “новой” экономики и, главное, загнивание глобальных монополий, способных в силу “эффекта масштаба” достаточно долго снижать свою эффективность, ведут к потере творческого духа, необходимого для участия в технологической конкуренции, и нарастанию по количеству и значению допускаемых ошибок;
• развитие информационных технологий и повышение значения “экономики, основанной на знаниях”, гипертрофированно усилили роль “персонального риска”: случайная смерть интеллектуального лидера глобальной монополии способна нанести сильнейший удар не только по котировкам его корпорации, но и по мировому рынку в целом. Правда, после коррекции, произведенной в апреле 2000 г., устойчивость мировых рынков возросла, а значимость “персонального риска” снизилась;
• распространение технологий, связанных с формированием сознания, и кардинальное превышение их эффективности (в том числе коммерческой) над обычными технологиями создают неуклонно растущий соблазн решать проблемы “промывкой мозгов”, т.е. корректировкой сознания, а не реального мира. Это может сделать (и уже делает) неадекватным не отдельные управляющие структуры, а все человечество в целом;
• конкурентная борьба, все более обостряясь (уже сегодня она ведется между развитыми и развивающимися странами фактически “на уничтожение”), может привести к кардинальному сжатию мирового спроса за счет проигравших и соответственно торможению мирового прогресса;
• выкуп развитыми странами своих государственных обязательств лишит мировой фондовый рынок наиболее надежного, стабилизирующего финансового инструмента и опасно снизит качество доминирующих вложений, создав тем самым неприемлемый системный риск (как показывает практика, проблемы такого рода достаточно успешно решаются самими рынками без какого-либо осознанного внешнего воздействия; беда в том, что на мировом уровне могут возникнуть новые, еще неизвестные нам негативные факторы, не позволяющие рынкам стабилизироваться);
• разработка (возникновение в процессе естественной эволюции) вируса, направленного на уничтожение компьютера (его программного обеспечения) после копирования себя во все связанные с последним адреса сети, создает возможность разрушительной компьютерной войны. Результатом станет фактическая невозможность пользования Интернетом и соответственно кардинальное замедление технологического прогресса, а в целом ряде важнейших отраслей – и значительная деградация.
Кроме того, к наиболее серьезным факторам, способным привести к глобальному кризису, следует отнести распространение “закрывающих” технологий, названных так потому, что их использование сделает ненужными огромное количество широко распространенных производств. Классическим примером является технология упрочения рельсов, позволяющая существенно (в 3 раза) уменьшить потребности в них и соответственно сократить их выпуск.
На сегодняшний день “закрывающие” технологии в основном сконцентрированы в России. В развитых странах аналогичные разработки частью не осуществлялись в принципе – из-за своей опасности для рыночных механизмов, частью блокировались при помощи патентных инструментов.
Массовый выброс “закрывающих” технологий на мировые рынки может вызвать резкое сжатие всей существующей индустрии, привести к катастрофическим последствиям большинство стран. Выиграют от этого лишь страны, находящиеся либо на пост- (как США и, возможно, Великобритания), либо на доиндустриальной ступенях развития – в них не произойдет массовых сокращений производства, и они получат дополнительные шансы за счет резкого ослабления индустриального мира. Однако выигрыш будет скорее всего краткосрочным: получив временные преимущества за счет разрушения стратегических конкурентов, пост- и доиндустриальные страны столкнутся с катастрофическим падением спроса на свои услуги (первые лишатся поля приложения своих информационных технологий, вторые – туристов и потребителей сувенирной продукции).
Как ни странно, в числе выигравших может оказаться и вполне индустриальная Россия. Во-первых, как основной владелец и продавец “закрывающих” технологий. Это принесет не только деньги, но и определенный (и немалый) политический ресурс. Представьте: мы будем решать, какую технологию и в каких объемах выпускать в мир и соответственно в каких отраслях развитых стран и в каких объемах сворачивать производство. Во-вторых, потому что в России объемы производства упали ниже уровня минимального самообеспечения: в этих условиях кардинальный рост производительности во многом приведет не к перепроизводству, а всего лишь к импортозамещению на внутреннем рынке.
Все перечисленные угрозы связаны с развитием и распространением принципиально новых, информационных технологий, революционно преобразующих общественные отношения не только в рамках отдельных стран, но и в масштабах всего человечества.
Сегодня США привлекают капиталы со всего мира и инвестируют их в разработку новых технологических принципов и создание новых технологий, обеспечивая за счет этого закрепление своего лидерства. При этом примитивные относительно данных видов деятельности и в конечном счете обслуживающие их производства по изготовлению товаров неуклонно выводятся за пределы США.
Замечу, примитивными товарные производства являются лишь как вид деятельности, влияющий на общественные отношения. В этом плане они качественно проще производства услуг и тем более новых технологических принципов. Но примитивность ни в коем случае не касается технической сложности отдельных изделий. Так, европейские и японские автомобили, средства связи, как правило, лучше американских. США не научились производить тонкие жидкокристаллические мониторы, освоенные японцами еще три года назад и т.д. Однако с точки зрения не отдельных технологий, а их уровня в целом названные выше сверхсложные производства товаров (точно так же, как и текстильная промышленность Юго-Восточной Азии) отстают от генерируемых американской экономикой новых технологических принципов, прежде всего в информационно-финансовой сфере.
Даже развитые индустриальные страны по сравнению с США, единственной на данный момент, на мой взгляд, информационной державой, напоминают ремесленника, который может достичь изумительного мастерства в производстве штучных изделий, но с точки зрения уровня технологий (мануфактурных против индустриальных) всегда будет отставать от конвейера по штамповке самых примитивных аналогов своих изделий. Более того, он всегда будет проигрывать этому конвейеру глобальную конкуренцию, хотя и сохранит за собой отдельные локальные рынки, например, предметов роскоши.
При сопоставлении технологий как феноменов общественного развития необходимо понимать, что на общественные отношения влияет не результат их применения – изделие, а они сами, т.е. способ изготовления продукции, и в этом плане самые сложные производства товаров качественно отстают от разработки новых технологических принципов (прежде всего в информационно-финансовой сфере). Информационному обществу просто не нужно самому изготавливать товары – их проще покупать у других, экономя ресурсы (включая время) для более важных задач.
Отсюда можно сделать вывод, что отрицательное сальдо торгового баланса, покрываемое постоянным притоком капитала, является не столько уязвимым местом, сколько залогом силы американской экономики. Конечно, внезапное прекращение притока капиталов по тем или иным причинам поставит под вопрос само ее существование. Однако пока американское государство надежно гарантирует этот процесс, полностью осознавая его критическую важность для национального хозяйства. Решаемая при этом органами государственного управления локальная задача достаточно проста: обеспечить не процветание американской экономики, а всего лишь сохранение в ней устойчиво лучших условий для инвестиций, чем в остальном мире.
Принципиально эта цель достигается за счет так называемой стратегии управляемых кризисов, которые изматывают и обессиливают наиболее опасных потенциальных конкурентов, не создавая тем не менее серьезных системных рисков для мировой экономики в целом. Фактически данная концепция предусматривает экспорт нестабильности, что и обеспечивает приток капитала в страну в результате формирования у потенциальных инвесторов стойкого стереотипа: какие бы трудности не наблюдались в США, в остальных потенциальных объектах инвестирования дела обстоят еще хуже.
Инструментом же достижения этой цели служат разработки новых технологических принципов, в первую очередь в сфере управления обществом. Именно качественный рывок в развитии информационно-финансовых технологий и получил название информационной революции. Во многом в результате лидерства США именно в этой сфере в последнее время и наблюдается постепенная переориентация мирового капитала с высокоприбыльных развивающихся на высоконадежные развитые страны.
Остановлюсь на одном широко распространенном, но ошибочном мнении – необеспеченности доллара. К этому примыкает проблема о якобы имеющейся, а на самом деле практически преодоленной в краткосрочном плане угрозе доллару со стороны региональных валют.
Апологеты данной точки зрения справедливо приводят разнообразные оценки обеспеченности американского доллара национальным богатством США – от менее 45% (один из специалистов ФРС) до 9-10 (аналитик министерства финансов Японии) и 2-3% (некоторые американские интеллектуалы). При этом они едины в том, что столь низкий уровень обеспеченности рано или поздно будет осознан общественностью, что приведет к его катастрофическому обесценению, которое ввергнет человечество в глобальный экономический кризис.
Логическая ошибка здесь заключается в понимании национального богатства исключительно в его вещественном и потому исчислимом выражении, т.е. считается, что стоимость создается только при производстве материальных товаров, но ни в коем случае не при оказании услуг. Столь же последовательно и необъяснимо данные аналитики игнорируют стоимость новых разрабатываемых технологий и технологических принципов.
Доллар США обеспечен не только их национальным богатством в традиционном понимании, но и постоянно создаваемыми ими новыми технологическими принципами. Последние не просто имеют стоимость как продаваемый товар, главное их значение в том, что они “привязывают” экономики практически всех стран мира к американской, обеспечивая их зависимость на наиболее фундаментальном, технологическом уровне.
Такой “технологический империализм” дополняется “информационным”. Прелесть информационных технологий в том, что они обеспечивают доллар не столько фактом своего существования, как имеющие стоимость материальные блага, сколько своим применением, преобразующим массовое сознание в нужном для США направлении. Вот ключ к пониманию их сегодняшнего могущества. Информационные технологии делают наиболее эффективным управление не реально протекающими процессами, а “теченьем мысли” тех, кто ими управляет. Высокая конкурентоспособность и мировое лидерство США вытекают именно из этого. Ведь валюты обеспечиваются не собственно золотом, а товарами, т.е. в конечном итоге общественными отношениями, а информационные технологии позволяют создавать данные отношения напрямую, минуя товарную стадию.
Отсюда можно сделать вывод, что механические подсчеты уровня обеспеченности доллара носят начетнический и бессмысленный характер, являясь не более чем математическим упражнением. Сила Америки не в танках, не в золотом запасе и даже не в Билле Гейтсе, а прежде всего в Голливуде и CNN – точнее в айсберге передовых информационных технологий, видимой частью которого они являются. Доллар обеспечен не только золотом Форт-Нокса, но и состоянием умов в мире, которое в свою очередь устойчиво поддерживается в нужной форме за счет колоссального технологического отрыва США от остальных стран, включая развитые.
В настоящее время в поддержании такого лидерства наибольшее значение имеют практическая монополизация технологий формирования сознания (так называемый high-hume) и, главное, метатехнологий – качественно нового типа технологий, сам факт применения которых в принципе исключает возможность конкуренции. Последние в явной или неявной форме ставят пользователя в положение лицензиата.
Наиболее наглядные примеры метатехнологий:
• сетевой компьютер. Рассредоточение компьютерной памяти в сети предоставляет разработчику всю информацию пользователя и дает возможность вмешиваться в его деятельность или даже управлять ею (принцип внешнего управления включенного в сеть компьютера уже реализован – так, по действующему законодательству США все производимое в стране программное обеспечение имеет лазейки, с помощью которых американские спецслужбы осуществляют несанкционированный доступ к хранящейся в них информации и даже изменяют ее в тех случаях, когда это признано соответствующим национальным интересам);
• современные технологии связи, позволяющие перехватывать все телефонные сообщения на земном шаре и комплексно анализировать их практически в “онлайновом” режиме. В ближайшее время станут возможными перехват и полная компьютерная обработка всего объема сообщений в Интернете;
• различные организационные технологии. Вот их основные подгруппы:
• технологии управления. Влияя на культуру и систему ценностей того или иного общества, но не интегрируясь с ними, они ослабляют его конкурентоспособность;
• технологии формирования массового сознания. Его постоянная адаптация к воздействию вызывает необходимость регулярного обновления форм последнего. Без получения обновленных версий таких технологий (они появляются сначала у лидера, а затем тиражируются в остальных странах) массовое сознание обществ, использовавших их, начнет выходить из-под контроля государства.
Перечисленные технологии из-за своей наибольшей производительности стали господствующими. Именно они, стремительно распространившись буквально в последние годы, являются технологической составляющей информационного общества. Говоря о нем, мы, возможно, не отдавая себе отчет и не зная их особенностей, имеем в виду в первую очередь именно метатехнологии.
Возникновение метатехнологий делает технологический разрыв между более и менее развитыми странами в принципе непреодолимым, что исключает для последних возможность успеха в глобальной конкуренции. Последствия этого усугубляются изменением наиболее важных ресурсов развития. В информационном мире это уже не пространство с закрепленными на нем народами и производством, а в первую очередь ставшие наиболее мобильными интеллект и финансы. Соответственно изменилось и сотрудничество между развитыми и развивающимися странами: созидательное освоение вторых первыми при помощи прямых инвестиций стало уступать место разрушительному освоению путем обособления и изъятия финансовых и интеллектуальных ресурсов.
Осмысление реалий перехода породило понятие “ловушки глобализации”, подробно обсуждавшееся на Всемирном экономическом форуме в Давосе, и теорию “конченых стран”, попавших в эту ловушку и навсегда потерявших ресурсы развития.
Для России проблемы выхода из “ловушки глобализации” усугубляются запредельным уровнем монополизации и региональной дифференциации (так, подавляющая роль государства на протяжении всей истории нашей страны обусловлена в том числе и недостаточностью тесноты экономических связей между регионами для обеспечения их политического единства), а также холодным климатом. В силу этих и других причин отечественное производство и рабочая сила будут конкурентоспособны только при высокой сложности и квалификации. Россия, на мой взгляд, может выжить, только будучи умной и решая сложные проблемы. Упор на простое означает гибель.
К сожалению, за последние 30 лет Россия не смогла перейти от задач выживания к задачам развития. Сейчас, как мне кажется, надо определить, какая Россия и для чего нужна современному миру, и найти потребность его лидеров, которую мы можем удовлетворить лучше других.
Очевидно, Россия не может и не должна представлять глобальной конкурентной или военной угрозы. Страна вынуждена встраиваться в мировые кооперационные связи и должна войти жизненно необходимым звеном в технологическую пирамиду развитых государств. Подчеркну, что звено должно быть достаточно сложным – ибо просто еще один источник сырья Западу уже не нужен.
Ценность любой страны, в том числе и России, для человечества определяется в настоящее время не богатством ее недр, теряющим значение по мере развития информационных технологий. Залогом конкурентоспособности становится особость, а главным фактором рыночной эффективности – культура. Ценность России все больше заключается в оригинальном взгляде на мир, нестандартном мироощущении, интеллекте. С учетом сказанного ее место в мировом разделении труда – “фабрика мозгов”, конвейер по производству самого дефицитного и ценного сырья – творцов и революционеров, “интеллектуального и эмоционального полуфабриката”, способного к творчеству и генерированию принципиально новых идей. Не следует ждать, что заметная часть этих людей сможет найти себе применение в России, но лучше что-то, чем ничего.
Так как интеллект можно воспроизводить только при высоком уровне образования и благосостояния, мир будет заинтересован в нормализации жизни в России. Однако в условиях глобальной и весьма ожесточенной конкуренции “инкубатор мозгов” будет иметь в высшей степени двойственное положение в мире, что предопределит болезненную раздвоенность сознания наших соотечественников. Важно не потерять принципиальные черты общественной психологии, хоть и не самые комфортные для ее носителей, но обусловливающие сохранение России как России, вместе с ее стратегическим конкурентным преимуществом.
Параллельно с этим страна должна активно включиться в международные усилия по созданию системы наднационального регулирования глобальных экономических процессов, начиная с наиболее болезненной деятельности финансовых транснациональных корпораций. Как ни малы возможности России, она должна полностью использовать их для сокращения международных финансовых спекуляций и уменьшения их негативных последствий.
Представляется, что решение описанного комплекса задач позволит России оправиться и занять новое прочное и достойное место в мире, взяв на себя выполнение уникальных и необходимых человечеству функций.