Глобализация представляет собой сложный, дифференцированный и противоречивый процесс, который вопреки мнению некоторых ученых не устраняет плюрализма цивилизаций. Этот процесс ведет к новой структурной дифференциации мира, видоизменяет его плюрализм и картину взаимодействия культур.

Картина глобализации, создаваемая сторонниками прозападного пути, включает, в частности, благотворное воздействие Запада на остальной мир, подверженный "застою и деспотизму". Однако история взаимодействия Запада с другими цивилизациями предстает отнюдь не только как благодатный толчок извне, стимулирующий выход "отсталых" обществ на путь динамического развития, и не как взаимное заинтересованное знакомство людей, являющихся носителями своей культуры и воспринимающих чужую. Такого рода сюжеты годятся только для рафинированной культурной компаративистики и истории культурных коммуникаций. К сожалению, компаративистика слишком часто занимается весьма выборочным сопоставлением различных культур в рамках отвлеченной гуманитарной культурологии, изучающей мирные условия встречи их носителей.

Движущим началом экспансии Запада на глобальные просторы на протяжении последних трех столетий была вовсе не культура. Это колониальный процесс, затушевываемый как западными цивилизаторами, так и российскими модернизаторами, полагающими, что "иного не дано" ни в прошлом, ни в настоящем - кроме дороги универсального линейного прогресса, по которой "идут эшелоны" первой, второй, третьей очереди. Колониальная история перетекла в историю глобализма как постгосударственного, постэкономического, постклассического проникновения в "остальной мир".

Вместо взаимодействия цивилизаций на протяжении последних двух с лишним веков происходило нарастающее воздействие - "взламывание" не только хозяйственной системы, но и всей системы социокультурной регуляции, которое совершается с помощью военных, финансовых, хозяйственных и рыночных механизмов. Это воздействие на современном этапе дополняется "облучением" планеты технотронными средствами, оказывающимися зачастую более действенными, чем любое оружие устрашения.

Модернизация незападных стран за последние три столетия в значительной степени отмечена не приспосабливанием рыночной экономики и социальной инфраструктуры к специфическим ориентациям и формам поведения, принятым в других культурах, а растущими разрывами в устоявшихся и жизненно важных системах ценностей, смыслов и структур.

Прежнее, классическое общество опиралось на "большую традицию", в которой всем было обеспечено какое-то место, воспринимаемое как легитимное и оправданное. Связанная с мировыми религиями цивилизационная идентичность в пространстве и времени обеспечивала реальное единство большого общества и преемственность поколений. Сегодня удар направлен прежде всего на ту высокую культуру, существование которой оказывается несовместимым с содержанием "новой культуры". Ценности спасения, добра, добродетели, истины, преданности, солидарности всех верующих или хотя бы "своих" оказываются ненужными и вредными с точки зрения преуспеяния. Их удел - стать музейным достоянием, собранием классических текстов, предметом культивирования на презентациях и юбилеях. Но это уже не реальная, а искусственная жизнь объекта, помещаемого в специальную нишу, полезную для изучения "культурного прошлого". Реальный удел социокультурной структуры прошлых времен - тотальная деградация всего: среды обитания, отношений, условий бытия, физического состояния и умственного развития.

В ситуации современного "переходного" периода социальное тело и ум становятся сферой жесткой напряженности, в которой социальная или индивидуальная аномия - неизбежное состояние огромной части населения, выражающееся в пассивных формах (примирение с потерей статуса и скатывание на дно) или активных действиях (уход в криминальные сферы), но равно разрушительное и самоубийственное по характеру ответов на вызов прозападной модернизации.

Существует определенная универсальность в дестабилизации "осевых" цивилизаций, включая и российскую, при всей их специфичности (приватизация как экспроприация, государственно-политическое подчинение, создание прозападной элиты и т.д.). В собственно цивилизационном плане отмене или изъятию подлежит вся культура и история народа с его накопленным опытом, сложившимися структурами общения, жизненными устремлениями, представлениями о мире и о себе. Насильственная смена ценностей, норм и смыслов часто ведет к ниспровержению прежней символики, на которой в значительной степени держалось общество. Разрушение "других" культур прямо заложено в формулу "модернизации" как тотального разрыва с "архаикой" и "пережитками прошлого". Все прежде ценное и осмысленное - мораль, человеческое достоинство, возвышенная вера, духовное спасение, красота, человеческие привязанности, долг, преданность - отныне предстает лишь как объект коммерциализации: "все на продажу".

Происходит разрыв "осевого" времени, "распадается связь времен", и новое время отменяет старое как бессмысленное, задвигая его в прошлое, не имеющее какого-либо будущего и обреченное на ненужность и забвение. Каждое поколение быстро становится "прошлым", морально устаревшим. "Поиски утраченного времени" могут стать занятием изысканной элиты или использоваться в "индустрии туризма", но для общества в целом - это бесплодное занятие. Будущее за теми, кто действует совместно с "передовым миром" и от его имени, не считаясь со всем, что остается в прошлом. Для прочих остается только томительная повседневность, заполненная заботами о выживании.

Становление капитализма в Европе предстало в художественном творчестве как человеческая трагедия (у Шекспира) или тяжелая драма в "человеческой комедии" (у Бальзака или Диккенса). Но все это было в прошлом. В период постмодерна в "откатном" мышлении "либеральных рыночников" предаются полному забвению прежде столь прочно, казалось бы, усвоенные идеи об эксплуатации и неустроенности широких народных масс в ходе становления капитализма. Всю мировую историю подвергли инверсионной идеологизации, чтобы исключить из нее свидетельства классовых противоречий, вытравить из сознания людей идеи и символы народного протеста и представить торжествующий Запад как "магистральный путь" для всего мира.

К признакам крушения прежних цивилизационных основ следует отнести и распад традиционных связей, сковывающих дух предпринимательства и свободы потребления. К этим связям относятся как макромасштабные религиозные, так и локальные - клановые и семейные. При этом аскриптивная привязанность сохраняется или воссоздается на более низком уровне: усиливается значение семейных, этнических, кастовых, клановых, локальных и тому подобных связей вплоть до образования групп "уголовного братства". Все эти связи оказываются способными к мутации и иногда встраиваются в новые виды деятельности - на уровне элементов иной системы и с ущербом для прежней макросистемы.

Адаптация к "новым возможностям и растущему спросу" привела также к тому, что культура стала обслуживать инстинкты, потребности и наслаждения, девиантное поведение, способствуя изощренности в проявлении чувственного поведения и привыканию к насилию. В рамках формируемого имиджа криминала глобальная массовая культура и СМИ проводят идею широких возможностей "теневого капитала" и деятельности, не связанной с прежними либо какими-нибудь иными нормами или законами вообще, рассматриваемой как предпосылка "первоначального накопления".

Очевидное втягивание России в этот мир непреуспевающего не-Запада придает этому цивилизационному разладу масштабность, высокую степень типичности и универсальности, сопоставимые с чертами параллельно протекающей глобализации западной миросистемы. В дезинтеграции социокультурного пространства России с особой силой проявились те особенности, которые давно давали о себе знать в азиатских и африканских странах. Она сумела основательно дополнить их опыт по степени смычки с деструктивными агентами влияния Запада.

До недавнего времени основательное сопротивление таким тенденциям оказывала мировая социалистическая система, и основным оправданием ее существования было поддержание внутренней стабильности и мира. Сохранение коммунистического режима в Китае свидетельствует о его жизнеспособности и потенциях ускоренного развития без разрушения оснований социокультурного порядка. Однако на новом этапе функцию сопротивления и самоутверждения во многом стали играть мировые незападные религии и фундаменталистские движения. Как реакция на разрушительное воздействие западной цивилизации в ряде цивилизаций возникает сильная тенденция к отстаиванию своей самобытности, опирающейся на культурное достояние в его символической, ценностной и институциональной формах. В этом достоянии цивилизация обретает важный источник культурного самоопределения в современном мире. Такой путь присущ органическим цивилизациям, в которых развитая "большая традиция" переплетается с разветвленной и устоявшейся "малой традицией". Очевидного успеха в этом плане добились исламская, индийская и китайская цивилизации.

Однако в то время как некоторые общества проходят через период возрождения, другие входят в полосу "смутного времени" и дезинтеграции. Глобализация стала интенсивной, но неравной гонкой между новыми подходами к жизни, высокими технологиями, позитивными социальными институтами - и устроенными на самобытных цивилизационных основаниях обществами, в которых результатом этой гонки оказывается развитие разрушительных тенденций. Распространение Универсальной цивилизации с ее "эффективной экономикой и финансами" приводит в других частях глобальной структуры к явлениям, определяемым как "неоархаизация", "деиндустриализация", "деградация", "негативное развитие", "мировое подполье", "антиистория" и "антицивилизация".

В такой структуре глобализации и этика принимает структурированный характер. В Первом мире мы видим устойчиво оптимистическую и прогрессистскую этику, принимающую существование "неудачников" и "опоздавших" как неизбежные издержки прогресса. Нарастающее структурное "отгораживание" этого мира от мировой периферии и лицемерие его этики, предназначенной для внутреннего и внешнего пользования, становятся все более очевидными как преобладающий базис "нормальной" глобализации.

Второй мир в XXI веке будет продолжать и усиливать свою напряженную борьбу за выживание и сопротивление Первому миру в поисках неустойчивого равновесия между стабильностью и переменами. Расширяющийся Третий мир останется сферой нарастающей аномии и различных форм девиантного поведения.

Вместе с тем бок о бок с устойчивыми цивилизациями или радикальными движениями протеста (и порядка!), а нередко и внутри них или же на их периферии возникают менее устойчивые регионы, которые оказываются не в состоянии выдержать натиск "центральной цивилизации". Глобализация становится интенсивной, но далеко не равной по своим шансам гонкой между новыми динамичными ориентациями, высокими технологиями и позитивными институтами, с одной стороны, и ползучей хаотизацией и разрушительными воздействиями, подрывающими жизнеспособность общества, - с другой.

Необходимость "вхождения в мировую цивилизацию" оборачивается явлениями, определяемыми как "неоархаизация", "деиндустриализация", "деградация", "антиразвитие", "формирование мирового андерграунда", "антиистория", "антицивилизация" и т.д.

На современном не-Западе жизнеспособность сохранившихся цивилизационных структур существенно подорвана, что и становится предпосылкой крушения их социокультурных оснований. Динамика современного развития заключается в различении тех общностей, которые переживают период возрождения и структурной модернизации, и тех, что втягиваются в период "смуты и разлада". На пороге третьего тысячелетия глобальная структура все более отчетливо делится на: 1) "первый мир" - привилегированную и доминирующую часть, 2) сохраняющийся "второй мир", представленный классическими цивилизациями Ислама, Индии и Дальнего Востока, способными на самоутверждение и сопротивление, 3) образующую новый третий мир растущую череду стран и территорий, где общество скатывается на доцивилизационный уровень, основательно подорваны социокультурная суперструктура и государство, растет фрагментация на частные общности и кланы, борющиеся за выживание и свои особые интересы. "Посткоммунистический" мир все больше втягивается в этот последний разряд.

Это деление нередко не совпадает с экономическим, основанным на показателе дохода на душу населения. В "зонах бедствия" может и не быть крушения порядка и роста преступности, если эти зоны находятся в рамках цивилизации или же сохраняют "традиционные" нормы и ценности. В качестве примера можно привести "бедные, но честные" народы африканской или азиатской глубинки и Крайнего Севера. Существуют достаточные основания считать, что центр каждой из упомянутых цивилизаций отмечен большим порядком, чем их расползающаяся периферия. В третье тысячелетие человечество входит со все более явными признаками нового деления на "расу господ и хозяев" этого мира с его накопленными и растущими богатствами - и огромные пласты "отверженных", списываемых "в расход". В условиях такой планетарной "перестройки" рушатся все основания и обоснования прежнего жизнеустройства и открываются невиданные прежде горизонты "свободы" от всех норм и ценностей.

В различного рода дискуссиях вполне основательно раскрыты внутренние механизмы подрыва и криминализации общества и источники этого процесса, которые связаны с коррупцией, имеющей глубокие исторические корни во всех "трех мирах". Особенно пристрастной критике подвергается коррупция в среде бюрократии, превращение государства в орудие не только насилия, но и хищнического разграбления общественного достояния, его присвоения "социально своими". В результате либо коррупции, либо "управляемой демократии" государство утрачивает традиционную легитимность, не приобретая новой. Его явное ослабление приводит к крушению нормативного порядка и разгулу преступности, при которой надежда бизнеса или различных групп населения - только на "свою крышу". Государство, как показывал еще А.Тойнби, при всех своих издержках служит, по существу, заменой цивилизации, и без него общество становится добычей внешних претендентов и внутренних сил разлада.

Современный опыт тех стран, в которых государство фактически переставало функционировать (Китай в 20-х гг., Афганистан, Судан, Таджикистан, ряд африканских государств) и типологически сходный опыт "реформируемой" России показывает, как без государства и устойчивой цивилизации общество перестает быть упорядоченным социумом и превращается в арену хаотических конфликтов племенных кланов, конфессий, регионов.

Фундаментальная причина растущей дезорганизации, хаотизации и криминализации в современном мире состоит в ослаблении сопротивления мировых цивилизаций глобальному вызову и разрушительному воздействию "Центральной цивилизации" и связанной с ней миросистемы. Незападный мир сталкивается с проблемой структурного сопротивления и самоутверждения, как это предполагается, например, в концепции С.Хантингтона, либо с перспективой угасания и превращения в регионы, порождающие аномию и преступность. Эта перспектива не менее существенна, чем тенденции к самоутверждению и формированию фундаменталистских движений, к которым в последние годы столь усиливается исследовательский интерес.

Утверждаемый на "периферии" планеты идеал "свободного потребительства" в действительности оказывается отнюдь не материальным воплощением модели "успешной модернизации", а источником нищеты, коррупции, аномии и криминализации. Во многих обществах, разрушенных в ходе подражательной модернизации, их прежнее цивилизационное устроение приобретает все более условный и усеченный характер. На освобождающемся пространстве утверждается антицивилизация. Эффективность и значимость унаследованных структур социальной регуляции и духовных принципов оказываются достаточно проблематичными, поскольку "центральная цивилизация" в своей экспансии сочетает материальное и духовное воздействие, открытые и скрытые методы, манипуляцию и насилие. Сочетание достаточно сильное, чтобы не только доминировать в глобальном плане, но и поставить под вопрос существование остальных государств, обществ и народов.

Публично криминал осуждается общественностью Запада и подавляется его формальными институтами и спецслужбами. На деле же толерантность и даже апология данного явления встроены в систему западной культуры, что способствует широкому распространению аморализма и преступности по всему миру через средства массовой культуры и масс-медиа.

Криминализация - оборотная сторона и составная часть процессов глобализации в различных сферах - технологии, политических методов, культуры. Существует обоснованное предположение, все чаще обсуждаемое в кругах российской общественности, что западные демократии исчерпали свой потенциал распространения в другие регионы и, может быть, внутренние противоречивы. Отсюда вытекают обвинения по адресу Запада в лицемерии и двойной логике, проявляющейся в поддержке коррумпированных и антинациональных режимов в бывших советских республиках, в странах Восточной Европы или в Азии - до тех пор, пока они придерживаются открыто антикоммунистических, антисоветских или антироссийских ориентаций. Другим противоречивым моментом в современной системе глобальной регуляции является поддержка западными институтами движений этнических меньшинств в ущерб более крупным геокультурным единицам национального, конфессионального или цивилизационного плана. Поддержка таких движений приводит не только к ослаблению крупных государственных образований, но и к многоликому "этническому возрождению", возвращающему мир в "доосевое время". Нормы и обычаи возрождающейся архаики нередко выступают как обоснование враждебного поведения по отношению к представителям других народов. "Чужие" - не люди, и к ним допустимы любые проявления неприязни и жестокости.

Проблема заключается в том, что, будучи мировой экономической системой, капитализм в социокультурном плане остается привязанным к специфичной и локальной западноевропейской и североамериканской цивилизации. Он не универсален, а уникален (по формулировке того же С.Хантингтона). Как показывает исторический опыт, рыночные отношения совместимы с разными социокультурными условиями, в которых капитализм, в его западной разновидности, не имеет собственных генетических корней и не играет существенной роли в социокультурной или политической регуляции.

Несмотря на все благие намерения и гуманитарные усилия, общее воздействие Запада на незападные цивилизации остается пагубным. Оборотной стороной глобализации в ее нынешних формах становится "глобальный антиэтос" как продукт разрушения прежних аскриптивных связей и смыслов. Неизбежным результатом этого становится не только принятие безличных рыночных связей, но и привыкание к поведению, считавшемуся ранее девиантным, а затем и незаметное свыкание с криминализацией всех сфер жизни. По существу, вся культура постмодерна пропитана символикой потребительства и достижительства, лишенной моральных измерений. Не принципы, ценности или законы, а только условия и обстоятельства принимаются во внимание. Растущая массовая аномия и разрушение нормативных, ценностных и смысловых структур создают почву для массовой криминализации. На этом фоне создание нового Храма правосудия оказалось длительным и сложным процессом, входящим в противоречие со сложившимся обычным правом.

В описываемых процессах просматриваются и перспективы "конца истории" - но не в духе торжествующего либерализма, а как повторение пророчеств Римского клуба о приближающемся истощении основ воспроизводства Цивилизации (в единственном числе). Впрочем, окончание истории опять-таки выглядит структурированным: "первый мир" может вновь и вновь выигрывать время и лидерство в этой гонке, тогда как многие страны и народы уже никуда не бегут и их время течет в обратную сторону. Для них наступает антиистория.

Нередко структуры "Нового третьего мира" совмещаются со структурами первых двух более благополучных "миров". Его границы не всегда совпадают с государственными, так как деградирующая социальность способна распространяться по различным каналам, включая современные финансовые, информационные и торговые (наркотики, оружие, "живой товар") потоки, на остальной мир. При этом "мировое сообщество", принимая жесткие меры по ограничению диффузии продуктов распада бывшего "третьего мира" на собственные территории, создает различные способы утилизации продуктов, в благоприятном для него случае - на свою потребу.

Теперь "уходящие в прошлое" общества мало кого интересуют. Им, как правило, нечего предложить мировому рынку, кроме исходного сырья для изготовления наркотиков, примитивного артизаната или "живого товара". В них словно остановилось время великих цивилизаций Востока или локальное, но собственное время африканских культур - что бы там ни говорили об "африканском присутствии" или "африканской философии". Они представляют собой гигантский "архипелаг", отделенный от остального мира не колючей проволокой, а хорошо организованным межгосударственным и миросистемным управлением, при котором их собственные правители выступают в роли "петенов" и "квислингов" внешнего управления. Удовлетворение их властных инстинктов и жадности в пределах "своих стран" вполне уравновешивает снисходительность или даже поношение в международных кругах. А миллиарды долларов, которые они "накапливают" в течение своего бессменного правления, еще и еще раз доказывают истину древнего афоризма "деньги не пахнут"; правосудие же, вопреки всем стараниям юристов и праведников, срабатывает слишком редко и слишком медленно.

В тех случаях, когда где-либо находятся силы, способные ниспровергнуть такие режимы и противостоять внешнему диктату, эти страны становятся объектом жесткой изоляции, экономического и силового давления, включая воздушные бомбардировки.

На международных конференциях и совещаниях по проблемам международного терроризма обсуждаются политические, социологические, психологические, силовые и прочие аспекты борьбы с этим злом. Все больше усилий первый мир тратит на укрепление барьеров против проникновения внешнего и активизации внутреннего "пролетариата". Впрочем, эти две социальные категории в условиях глобализации все больше сливаются. Но масштабы антицивилизации слишком велики, чтобы можно было ограничиться принятием полумер и обсуждением "рабочих концепций".

Россия в этом плане представляет собой опять-таки явление, мало доступное пониманию по аналогии с другими обществами. Жестокие потрясения, разрушение не только привычных норм, но и просто основ жизнеобеспечения почти не вызывают сколько-нибудь заметного протеста, а сопротивление общества большей частью выражается либо в уходе от активного участия в столь насыщенной политическими и криминальными разборками жизни, либо в поисках своей "ниши", обеспечивающей выживание в ожидании перемен.

За частными причинами такого пассивного поведения стоят некоторые фундаментальные причины: слабость ценностной и смысловой структуры российской цивилизации, ее неорганичность, наличие многих гетерогенных начал - культурных, конфессиональных, этнических, исторических, территориальных, отсутствие сложившегося срединного начала и огромная дистанция от высокой до низкой культуры в духовном поле.

На протяжении многих веков Россия так и не преодолела этой разнородности и противостояния разных ценностей, смыслов и мировоззрений. Именно государство выступало здесь заменой цивилизационного устроения, объединяющим, регулирующим и направляющим началом. Но это было государство, располагавшее своим кредо, своей идеологией и идеей. В ходе ускоренной ликвидации прежнего косного режима, действительно сковывавшего развитие общества, были попутно подорваны и основания цивилизации, вызревавшей в России. В разрушенном пространстве утверждается хаос, в условиях которого криминал становится неизбежным сопутствующим и "прогрессирующим" элементом.

Все это будет вызывать растущую моральную озабоченность духовных лидеров Востока и Запада, породит попытки выдвинуть новую этическую систему и ценности высокой культуры, вдохновляющие новую интеллектуальную элиту на деятельность, имеющую целью постепенную трансформацию мировой цивилизационной структуры и создание более человечного мира. От степени самоорганизованности такой элиты во многом будет зависеть духовное состояние человечества в наступившем столетии.